Логин
читать дальше
Смерть Великой Вдовствующей Императрицы была ожидаемым событием. Она была в преклонном возрасте, ее разум уже много лет не был ясным, да и тело было уже слабым, поэтому Министерство ритуалов начало подготовку ее похорон задолго до этого события. Так что, когда пришло время, все шло гладко, без какой-либо суеты из-за недавней смены министра.
Как только затих колокол, оповещающий о великой скорби, в Великой Лян сразу же начался национальный траур. Император, в соответствии с обычаем, приступил к тридцатидневному трауру сыновней почтительности, и его примеру последовали все члены его семьи. Все чиновники третьего ранга и выше пришли во дворец для совершения жертвоприношений, а для всей страны ввели запрет на любые празднования в течение следующих трех лет.
В то же время случившееся имело несколько дополнительных последствий.
В первую очередь, смертный приговор Се Юя из-за национального траура заменили на ссылку в Цяньчжоу, куда он должен был отправиться через два месяца.
Брачные переговоры между Великой Лян и Южной Чу также были отложены. Государства лишь обменялись обещаниями, и только через три года дело могло дойти до заключения брака. Южная Чу выступила с предложением этого союза, чтобы с одной стороны укрепить связи с Великой Лян, с другой — вести спокойно свои дела с соседями. В период национального траура Великая Лян в силу обычаев должна воздержаться от нападений на соседние страны. Это оказалось даже лучшей защитой от непредвиденного нападения Великой Лян на соседей, и, таким образом, одна из целей Южной Чу все равно была достигнута. Поэтому посольство Южной Чу выразило согласие на приостановку переговоров и начало подготовку к возвращению в свою страну. Принцесса Цзиннин, с одной стороны, глубоко оплакивала свою любимую прабабушку, а с другой стороны, испытала большое облегчение, получив отсрочку, пусть и временную, по вопросу о ее замужестве. Разрываясь одновременно между горем и радостью, она с трудом сдерживала слезы.
Старшая принцесса Лиян, жившая уединенно в горном храме, немедленно отправилась обратно в столицу, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Сяо Цзинжуй и Се Би лишились своего положения при дворе и, следовательно, не имели ни права, ни обязанности участвовать в ритуале прощания с Великой Вдовствующей Императрицей. Но она всегда так любила младшее поколение, что молодые люди не смогли не приехать. Поэтому, хотя их положение было неоднозначным и сильно отличалось от того, каким оно было всего несколько месяцев назад, они тем не менее сопроводили мать в столицу и остановились в ее резиденции.
Борьба за власть, бушевавшая в стенах дворца подобно огню в печи, была временно остановлена звуком большого траурного колокола. В течение тридцати дней ритуального бдения все сыновья Императора должны были оставаться во дворце, и им не разрешалось возвращаться в свои резиденции. Им также не разрешалось мыться, спать на кроватях и есть мясо во время еды. Ожидалось, что они останутся на коленях и склонятся перед уходящим духом прабабушки, а также будут плакать и скорбеть, как того требует ритуал.
Конечно, изнеженные наследный принц и принц Юй никак не могли подвергнуться такой пытке, и им удалось продержаться всего несколько дней, прежде чем они поддались своим порокам. Пока Императора не было рядом, выражение горя на их лицах становилось менее заметным, и их подчиненные неизбежно находили способы обойти запреты и уменьшить трудности своих господ, стремясь выслужиться. Ритуалы бдения действительно были довольно суровыми. Если человек не находил способа нарушить правила, вполне вероятно, что он сам мог оказаться полумертвым еще до его окончания. Имело смысл сначала позаботиться о собственном здоровье. Кроме того, они вместе нарушали правила, так что ни один не мог обвинить другого в чем-либо, и, конечно же, никто из чиновников, сопровождавших принцев, не осмелился высказаться. И как только эти двое начали нарушать правила, хотя остальные сыновья Императора не были столь явны в своих проступках, они вслед за ними начали делать себе поблажки.
В отличие от своих братьев, принц Цзин, обладая железным телосложением солдата и чистой сыновней почтительностью, упрямо придерживался каждой буквы ритуала, отказываясь уступать даже в малости. Поскольку принц Цзин был только цзюньваном*, он обычно редко появлялся рядом с наследным принцем и принцем Юем при дворе. Но на этот раз, когда он стоял на коленях рядом с этими двумя в течение тридцати дней, бодрствуя над духом их прабабушки, разница в его поведении резко бросалась в глаза придворным чиновникам, которые пришли сопровождать принцев в ритуале, и он добился благосклонности и одобрения в их глазах.
Мэй Чансу нес тридцатидневное бдение в своих комнатах в собственном поместье. Лекарь Янь знал, что последствия для его тела будут чрезвычайно тяжелыми, но он беспокоился, что, если он помешает ему выразить свое горе, оно вместо этого негативная ци накопится в сердце и причинит еще больший вред. Поэтому ему оставалось лишь заботиться об укреплении здоровья своего молодого господина. Поскольку Мэй Чансу отказывался есть что-либо, кроме простой рисовой кашицы, Ли Ган и тетушка Цзи приложили огромные усилия, чтобы добавлять в нее питательные травы и снадобья. К счастью, Мэй Чансу был настолько ошеломлен горем, что ничего не заметил.
Поскольку все высокопоставленные лица собрались во дворце, столица находилась под усиленной охраной, и мало кто опасался какого-либо крупного преступления в городе во время траура. Тридцать дней прошли в неслыханной тишине и спокойствии, и, казалось, ничего существенного не произошло. Ли Ган и Чжэнь Пин, только что поспешно прибывший в столицу, следили за делами в поместье, а Тринадцатый господин наблюдал за делами снаружи. Но происшествий никаких не произошло, и они смогли не беспокоить своего главу во время его бдения.
По окончании тридцатидневного ритуала были проведены похороны этой почти столетней великой вдовствующей императрицы, любимой как простым народом, так и собственными детьми и внуками. Ее тело сопроводили в гробницу, где она должна была покоиться рядом со своим мужем, который ушел около сорока лет назад. Похоронная процессия двигалась по главным дорогам столицы, и всю дорогу играла траурная музыка, и летел пепел от сгоревших бумажных денег. Шум процессии был слышен в поместье Су, которое находилось всего в одной улице от главных дорог. Мэй Чансу стоял на коленях в коридорах своего поместья и кланялся в направлении процессии, его глаза были красными, но сухим
После похорон Император созвал своих подданных, но, поскольку все были измотаны многодневным ритуалом, Император быстро отпустил их домой к семьям, чтобы искупаться и отдохнуть.
Неудивительно, что болезнь Мэй Чансу обострилась после месяца бдения. К счастью, лекарь Янь находился там и ничего опасного не произошло. Мэй Чансу провел несколько ночей весь в поту, почти в бреду, у него была рвота с примесью крови, лихорадка и кашель, но несколько порций назначенных лекарств вскоре помогли справиться с болезнью.
Проведя всю вторую половину дня в полусне, Мэй Чансу проснулся вечером и сел в своей постели. Завернувшись в одеяло, он наблюдал, как Фэйлю складывает маленьких человечков из бумаги. Оглянувшись, он заметил белое письмо на столе. Оно было отправлено княжной Нихуан через специальных гонцов прямо из Юннани и доставлено только вчера. В нем было написано только: «Брат, пожалуйста, береги себя». Когда он только получил его, то был еще сильно подавлен и отложил его в сторону. Он знал, что Ли Ган и другие домочадцы не осмелятся дотронуться до письма и поэтому оно все это время лежало на его столе.
- Фэйлю, принеси мне это письмо.
Юноша мгновенно перелетел к столу и в следующий миг уже протягивал письмо Мэй Чансу.
Мэй Чансу развернул письмо и долго смотрел на четыре изящных иероглифа, которые скрывали такие сильные чувства. После долгой паузы он велел Фэйлю принести ему лампу и бросил письмо в огонь, наблюдая, как оно сгорает дотла.
- Сжечь? — спросил Фэйлю, его глаза расширились от удивления.
— Неважно, — улыбнулась Мэй Чансу. - Некоторые слова можно сохранить в сердце.
Юноша склонил голову набок, словно не понял его, но он был не из тех, кто размышляет над такого рода вопросами. Вскоре он вернулся на свое место и снова стал складывать бумажных человечков. Но ему не удавалось правильно сложить головы бумажных человечков, поэтому он вышел из себя из-за нетерпения, швырнул их на пол и несколько раз наступил на них ногами, громко говоря: «Глупый!».
Мэй Чансу махнул ему рукой и медленно, аккуратно сложил из бумаги красивого человечка с головой и четырьмя конечностями, с руками, которые двигались, если потянуть за другую. Фэйлю был в восторге, на его лице появилась улыбка, прежде чем он внезапно сказал:
- Обманул меня!
Эти два слова не относились к происходящему и были действительно невежливыми, но Мэй Чансу понял их. Бросив на юношу укоризненный взгляд, он сказал:
- Брат Линь Чень учил тебя верному способу и не обманывал, это Фэйлю плохо учился. Поэтому тебе не следует выдвигать ложные обвинения!
Фэйлю несчастно посмотрел на бумажного человечка в своей руке и сказал тихим голосом:
- Не то же самое!
- Есть много способов сложить бумажных человечков. Вот этому меня научила моя прабабушка…. Когда я был маленьким, она часто складывала для меня бумажных человечков, а также бумажных журавликов, но в то время я их не любил и всегда убегал от нее, чтобы вместо этого покататься верхом…
- Маленький? - юноша выглядел сбитым с толку, его рот был слегка приоткрыт, как будто он не мог представить время, когда его братец Су был маленьким.
- Это было время, когда я был намного меньше, чем наш Фейлю сейчас…
- Аа?! — воскликнул Фэйлю.
- Принеси мне еще лист бумаги, братец Су научит тебя складывать павлина.
Фэйлю был очень счастлив и выбрал лист своей любимой кремово-желтой бумаги. Он сосредоточенно нахмуренными бровями и не моргая следил за каждым движением Мэй Чансу.
Когда хвост павлина начал постепенно обретать форму, Фэйлю внезапно повернул голову и крикнул:
- Большой дядя!
Мэй Чансу посмотрел на него, его движения на мгновение замедлились, а затем он приказал:
- Фэйлю, иди и приведи сюда большого дядю.
- Павлин!
- Когда большой дядя уйдет, братец Су доделает его для тебя.
Поскольку его любимое занятие по складыванию бумаги было жестоко прервано, Фэйлю был очень недоволен виновником Мэн Чжи. Когда он вел гостя в комнату, его красивое лицо было темным от злости, а все его тело источало такой холод, что он почти мог вызвать несколько ливней с градом. Мэн Чжи даже почесывал затылок, недоумевая, чем же он обидел этого маленького телохранителя.
- Брат Мэн, прошу, садись. - Мэй Чансу передал Фейлю сложенного наполовину павлина, чтобы тот поиграл с ним в углу, а затем сел чуть прямее и Мэн Чжи бросился ему на помощь.
- Брат Мэн усердно работал все эти дни, во дворце царил такой беспорядок. Раз у тебя сегодня выходной, почему бы тебе не вернуться в свое поместье и немного отдохнуть?
- Я беспокоился за тебя. - Мэн Чжи изучал его при свете лампы и увидел, что тот стал худее, чем когда-либо. Он не смог сдержать волнение, которое охватило его сердце, и сказал. - Хотя вы были очень близки с Великой Вдовствующей Императрицей, она прожила долгую жизнь, и в конце концов она ушла в мире и спокойствии, так что в горе можно найти радость. Ты должен позаботиться о себе.
Мэй Чансу опустил глаза и ответил:
- Не волнуйся, я понимаю твою правоту, это всего лишь… В последний раз, когда я видел прабабушку, она держала меня за руку и называла меня «сяо Шу». Неважно, действительно ли она узнала меня, или назвала так из-за замешательства, это показывало, что в глубине души она все еще помнила сяо Шу. Или она бы не назвала это имя… Я всегда надеялся, что она дождется меня, но теперь и этого желания больше нет…
- Эту любовь, которую ты питаешь к ней, дух Великой Вдовствующей Императрицы знает и чувствует давно. С самого детства она в тебе души не чаяла, и она бы не вынесла, если бы увидела тебя теперь в таком горе из-за нее. Я слышал, что после того, как принцесса Цзиньян родила тебя, она не могла дождаться, когда тебя принесут во дворец для празднования твоего первого месяца, и лично приехала в поместье Линь, чтобы увидеть тебя. Когда я служил стражником во дворце, я часто видел Великую Вдовствующую Императрицу в окружении толпы детей, но тот, кого она любила больше всех, всегда был в центре. Тогда ты был таким озорным ребенком…
- Это правда? - глаза Мэй Чансу заблестели, а слабая улыбка показалась в уголках его губ. - Последние несколько дней я тоже думал о том времени… Всякий раз, когда я попадал в беду, меня спасала прабабушка. Вскоре отец понял, что пока он меня не бьет, прабабушка не будет слишком вмешиваться, и поэтому он придумал другие способы наказать меня, которые были для меня даже хуже, чем побои...
- Знаю, знаю, — Мэн Чжи тоже улыбнулась при воспоминании. - Однажды ты угодил в какие-то неприятности .. вероятно, ты сломал что-то принадлежащее императору, и командующий Линь был в ярости. Тогда мы сопровождали Императора в охотничьи угодья. Вместо того, чтобы позволить тебе учиться ездить верхом и стрелять со мной из лука, он дал тебе в наказание целую толпу детей, чтобы ты заботился о них, и сказал, что не потерпит никаких ошибок. А в то время ты сам был всего лишь большим ребенком.
Мэй Чансу кивнул, показывая, что он тоже хорошо помнит этот случай.
- В то время я предпочел бы бороться с медведем в одиночку, чем таскать за собой толпу шумных мальчишек, куда бы я ни пошел. Цзинжуй был достаточно тихим, но этот Юйцзинь, который все время бегал и не мог стоять на месте даже мгновенье.
— И поэтому ты нашел веревку и привязал его к дереву? - Мэн Чжи поднял бровь. - Принц Цзин помогал тебе присматривать за ними, и он так боялся за тебя, что взял на себя вину и заявил, что это он связал…
- Но, в конце концов, тот, кто был наказан часами стояния на коленях, был я. Пока не пришла прабабушка и не спасла меня…. В то время я чувствовал себя настолько обиженным, я думал, Цзинъянь уже сказал, что это он сделал, так почему же меня наказали…- Мэй Чансу улыбнулся и сразу начал кашлять. Прошло много времени, прежде чем он остановился и продолжил, слегка запыхавшись: - Когда я вспоминаю те дни, мне кажется, что в моем сердце зарыт ледяной шар, окутанный огнем, иногда теплый, иногда такой холодный, что кажется пронзает меня насквозь….
- Сяо Шу…- Мэн Чжи почувствовал, как что-то в его груди сжалось от боли. Он хотел утешить его, но не мог найти нужных слов, и глаза железного воина покраснели от волнения.
- Не грусти, — утешил его в ответ Мэй Чансу. - Прабабушка спокойна, а я пережил худшие дни печали, и теперь мне намного лучше. Дело только в том, что ты единственный человек, который может так говорить со мной о былых временах, брат Мэн, и поэтому я сказал немного больше, чем должен был.
Мэн Чжи глубоко вздохнул и похлопал его по плечу.
- Мое сердце в смятении. Я хочу поговорить с тобой о прошлом, чтобы ты помнил, что ты не Су Чжэ, а все же Линь Шу, но я беспокоюсь, что, если скажу слишком много, вместо этого причиню тебе горе.
- Я понимаю твои добрые намерения, - Мэй Чансу поднял голову, его глаза потемнели. - Но ни Линь Шу, ни Су Чжэ не сделаны из бумаги и глины, и это страдание я все еще могу выдержать. Еще так много нужно сделать, как я могу упасть сейчас, когда я только на полпути? Брат Мэн, я верю, что смогу дойти до самого последнего шага, так что ты тоже должен верить в меня.
Мэн Чжи услышал, как он сказал «самый последний шаг», и почувствовал, как его сердце содрогнулось, хотя он не знал почему. Он поспешно изобразил дрожащую улыбку и ответил:
- Конечно, я верю в тебя. Что невозможно с твоими талантами и характером?
Мэй Чансу мягко улыбнулся ему, а затем откинулся на подушки, слегка кашлянув, и сказал:
- Ты должен вернуться домой и больше времени проводить с госпожой невесткой, пока можешь. Ты видишь, что у меня сейчас все хорошо, и мне не о чем беспокоиться. После этого вечера главнокомандующий снова будет занят.
Мэн Чжи понимал, что уже поздно, и боялся нарушить покой Мэй Чансу, поэтому он встал и повернулся, чтобы уйти. Напоследок он все-таки не сдержался и еще раз сказал:
- Всему свое время, и самое главное для тебя сейчас — это отдых и здоровье. Все остальное может прийти позже, так как в данный момент нет ничего срочного, а самые продуманные планы строятся медленно на прочном фундаменте.
Мэй Чансу кивнул в знак согласия, а затем позвал Фэйлю, чтобы тот проводил своего гостя. Юноше не терпелось вернуться к складыванию своего павлина, и он подчинился с таким рвением, что чуть не вытолкал Мэн Чжи из комнаты.
К этому времени шла вторая стража ночи. Мэй Чансу прислушивался к далеким звукам хлопков сторожей на улице, поглаживая ткань своего траурного халата, и изо всех сил старался успокоиться.
Поскольку первый шаг сделан, то... он должен упорствовать до последнего...
Юноша влетел обратно в комнату и протянул ему полусложенного павлина. На самом деле остались только последние несколько шагов – сложить, перевернуть, а затем вытащить хвост, чтобы тот раскрылся веером. Под радостные восклицания Фэйлю Мэй Чансу медленно поднял павлина в руке и пробормотал:
- Прабабушка, ты видишь?
* 郡王
jùnwáng
1) цзюньван (князь из пожалованных), пожалованный князь
2) цзюньван (титул особ IV класса в царстве Цзин)
Смерть Великой Вдовствующей Императрицы была ожидаемым событием. Она была в преклонном возрасте, ее разум уже много лет не был ясным, да и тело было уже слабым, поэтому Министерство ритуалов начало подготовку ее похорон задолго до этого события. Так что, когда пришло время, все шло гладко, без какой-либо суеты из-за недавней смены министра.
Как только затих колокол, оповещающий о великой скорби, в Великой Лян сразу же начался национальный траур. Император, в соответствии с обычаем, приступил к тридцатидневному трауру сыновней почтительности, и его примеру последовали все члены его семьи. Все чиновники третьего ранга и выше пришли во дворец для совершения жертвоприношений, а для всей страны ввели запрет на любые празднования в течение следующих трех лет.
В то же время случившееся имело несколько дополнительных последствий.
В первую очередь, смертный приговор Се Юя из-за национального траура заменили на ссылку в Цяньчжоу, куда он должен был отправиться через два месяца.
Брачные переговоры между Великой Лян и Южной Чу также были отложены. Государства лишь обменялись обещаниями, и только через три года дело могло дойти до заключения брака. Южная Чу выступила с предложением этого союза, чтобы с одной стороны укрепить связи с Великой Лян, с другой — вести спокойно свои дела с соседями. В период национального траура Великая Лян в силу обычаев должна воздержаться от нападений на соседние страны. Это оказалось даже лучшей защитой от непредвиденного нападения Великой Лян на соседей, и, таким образом, одна из целей Южной Чу все равно была достигнута. Поэтому посольство Южной Чу выразило согласие на приостановку переговоров и начало подготовку к возвращению в свою страну. Принцесса Цзиннин, с одной стороны, глубоко оплакивала свою любимую прабабушку, а с другой стороны, испытала большое облегчение, получив отсрочку, пусть и временную, по вопросу о ее замужестве. Разрываясь одновременно между горем и радостью, она с трудом сдерживала слезы.
Старшая принцесса Лиян, жившая уединенно в горном храме, немедленно отправилась обратно в столицу, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Сяо Цзинжуй и Се Би лишились своего положения при дворе и, следовательно, не имели ни права, ни обязанности участвовать в ритуале прощания с Великой Вдовствующей Императрицей. Но она всегда так любила младшее поколение, что молодые люди не смогли не приехать. Поэтому, хотя их положение было неоднозначным и сильно отличалось от того, каким оно было всего несколько месяцев назад, они тем не менее сопроводили мать в столицу и остановились в ее резиденции.
Борьба за власть, бушевавшая в стенах дворца подобно огню в печи, была временно остановлена звуком большого траурного колокола. В течение тридцати дней ритуального бдения все сыновья Императора должны были оставаться во дворце, и им не разрешалось возвращаться в свои резиденции. Им также не разрешалось мыться, спать на кроватях и есть мясо во время еды. Ожидалось, что они останутся на коленях и склонятся перед уходящим духом прабабушки, а также будут плакать и скорбеть, как того требует ритуал.
Конечно, изнеженные наследный принц и принц Юй никак не могли подвергнуться такой пытке, и им удалось продержаться всего несколько дней, прежде чем они поддались своим порокам. Пока Императора не было рядом, выражение горя на их лицах становилось менее заметным, и их подчиненные неизбежно находили способы обойти запреты и уменьшить трудности своих господ, стремясь выслужиться. Ритуалы бдения действительно были довольно суровыми. Если человек не находил способа нарушить правила, вполне вероятно, что он сам мог оказаться полумертвым еще до его окончания. Имело смысл сначала позаботиться о собственном здоровье. Кроме того, они вместе нарушали правила, так что ни один не мог обвинить другого в чем-либо, и, конечно же, никто из чиновников, сопровождавших принцев, не осмелился высказаться. И как только эти двое начали нарушать правила, хотя остальные сыновья Императора не были столь явны в своих проступках, они вслед за ними начали делать себе поблажки.
В отличие от своих братьев, принц Цзин, обладая железным телосложением солдата и чистой сыновней почтительностью, упрямо придерживался каждой буквы ритуала, отказываясь уступать даже в малости. Поскольку принц Цзин был только цзюньваном*, он обычно редко появлялся рядом с наследным принцем и принцем Юем при дворе. Но на этот раз, когда он стоял на коленях рядом с этими двумя в течение тридцати дней, бодрствуя над духом их прабабушки, разница в его поведении резко бросалась в глаза придворным чиновникам, которые пришли сопровождать принцев в ритуале, и он добился благосклонности и одобрения в их глазах.
Мэй Чансу нес тридцатидневное бдение в своих комнатах в собственном поместье. Лекарь Янь знал, что последствия для его тела будут чрезвычайно тяжелыми, но он беспокоился, что, если он помешает ему выразить свое горе, оно вместо этого негативная ци накопится в сердце и причинит еще больший вред. Поэтому ему оставалось лишь заботиться об укреплении здоровья своего молодого господина. Поскольку Мэй Чансу отказывался есть что-либо, кроме простой рисовой кашицы, Ли Ган и тетушка Цзи приложили огромные усилия, чтобы добавлять в нее питательные травы и снадобья. К счастью, Мэй Чансу был настолько ошеломлен горем, что ничего не заметил.
Поскольку все высокопоставленные лица собрались во дворце, столица находилась под усиленной охраной, и мало кто опасался какого-либо крупного преступления в городе во время траура. Тридцать дней прошли в неслыханной тишине и спокойствии, и, казалось, ничего существенного не произошло. Ли Ган и Чжэнь Пин, только что поспешно прибывший в столицу, следили за делами в поместье, а Тринадцатый господин наблюдал за делами снаружи. Но происшествий никаких не произошло, и они смогли не беспокоить своего главу во время его бдения.
По окончании тридцатидневного ритуала были проведены похороны этой почти столетней великой вдовствующей императрицы, любимой как простым народом, так и собственными детьми и внуками. Ее тело сопроводили в гробницу, где она должна была покоиться рядом со своим мужем, который ушел около сорока лет назад. Похоронная процессия двигалась по главным дорогам столицы, и всю дорогу играла траурная музыка, и летел пепел от сгоревших бумажных денег. Шум процессии был слышен в поместье Су, которое находилось всего в одной улице от главных дорог. Мэй Чансу стоял на коленях в коридорах своего поместья и кланялся в направлении процессии, его глаза были красными, но сухим
После похорон Император созвал своих подданных, но, поскольку все были измотаны многодневным ритуалом, Император быстро отпустил их домой к семьям, чтобы искупаться и отдохнуть.
Неудивительно, что болезнь Мэй Чансу обострилась после месяца бдения. К счастью, лекарь Янь находился там и ничего опасного не произошло. Мэй Чансу провел несколько ночей весь в поту, почти в бреду, у него была рвота с примесью крови, лихорадка и кашель, но несколько порций назначенных лекарств вскоре помогли справиться с болезнью.
Проведя всю вторую половину дня в полусне, Мэй Чансу проснулся вечером и сел в своей постели. Завернувшись в одеяло, он наблюдал, как Фэйлю складывает маленьких человечков из бумаги. Оглянувшись, он заметил белое письмо на столе. Оно было отправлено княжной Нихуан через специальных гонцов прямо из Юннани и доставлено только вчера. В нем было написано только: «Брат, пожалуйста, береги себя». Когда он только получил его, то был еще сильно подавлен и отложил его в сторону. Он знал, что Ли Ган и другие домочадцы не осмелятся дотронуться до письма и поэтому оно все это время лежало на его столе.
- Фэйлю, принеси мне это письмо.
Юноша мгновенно перелетел к столу и в следующий миг уже протягивал письмо Мэй Чансу.
Мэй Чансу развернул письмо и долго смотрел на четыре изящных иероглифа, которые скрывали такие сильные чувства. После долгой паузы он велел Фэйлю принести ему лампу и бросил письмо в огонь, наблюдая, как оно сгорает дотла.
- Сжечь? — спросил Фэйлю, его глаза расширились от удивления.
— Неважно, — улыбнулась Мэй Чансу. - Некоторые слова можно сохранить в сердце.
Юноша склонил голову набок, словно не понял его, но он был не из тех, кто размышляет над такого рода вопросами. Вскоре он вернулся на свое место и снова стал складывать бумажных человечков. Но ему не удавалось правильно сложить головы бумажных человечков, поэтому он вышел из себя из-за нетерпения, швырнул их на пол и несколько раз наступил на них ногами, громко говоря: «Глупый!».
Мэй Чансу махнул ему рукой и медленно, аккуратно сложил из бумаги красивого человечка с головой и четырьмя конечностями, с руками, которые двигались, если потянуть за другую. Фэйлю был в восторге, на его лице появилась улыбка, прежде чем он внезапно сказал:
- Обманул меня!
Эти два слова не относились к происходящему и были действительно невежливыми, но Мэй Чансу понял их. Бросив на юношу укоризненный взгляд, он сказал:
- Брат Линь Чень учил тебя верному способу и не обманывал, это Фэйлю плохо учился. Поэтому тебе не следует выдвигать ложные обвинения!
Фэйлю несчастно посмотрел на бумажного человечка в своей руке и сказал тихим голосом:
- Не то же самое!
- Есть много способов сложить бумажных человечков. Вот этому меня научила моя прабабушка…. Когда я был маленьким, она часто складывала для меня бумажных человечков, а также бумажных журавликов, но в то время я их не любил и всегда убегал от нее, чтобы вместо этого покататься верхом…
- Маленький? - юноша выглядел сбитым с толку, его рот был слегка приоткрыт, как будто он не мог представить время, когда его братец Су был маленьким.
- Это было время, когда я был намного меньше, чем наш Фейлю сейчас…
- Аа?! — воскликнул Фэйлю.
- Принеси мне еще лист бумаги, братец Су научит тебя складывать павлина.
Фэйлю был очень счастлив и выбрал лист своей любимой кремово-желтой бумаги. Он сосредоточенно нахмуренными бровями и не моргая следил за каждым движением Мэй Чансу.
Когда хвост павлина начал постепенно обретать форму, Фэйлю внезапно повернул голову и крикнул:
- Большой дядя!
Мэй Чансу посмотрел на него, его движения на мгновение замедлились, а затем он приказал:
- Фэйлю, иди и приведи сюда большого дядю.
- Павлин!
- Когда большой дядя уйдет, братец Су доделает его для тебя.
Поскольку его любимое занятие по складыванию бумаги было жестоко прервано, Фэйлю был очень недоволен виновником Мэн Чжи. Когда он вел гостя в комнату, его красивое лицо было темным от злости, а все его тело источало такой холод, что он почти мог вызвать несколько ливней с градом. Мэн Чжи даже почесывал затылок, недоумевая, чем же он обидел этого маленького телохранителя.
- Брат Мэн, прошу, садись. - Мэй Чансу передал Фейлю сложенного наполовину павлина, чтобы тот поиграл с ним в углу, а затем сел чуть прямее и Мэн Чжи бросился ему на помощь.
- Брат Мэн усердно работал все эти дни, во дворце царил такой беспорядок. Раз у тебя сегодня выходной, почему бы тебе не вернуться в свое поместье и немного отдохнуть?
- Я беспокоился за тебя. - Мэн Чжи изучал его при свете лампы и увидел, что тот стал худее, чем когда-либо. Он не смог сдержать волнение, которое охватило его сердце, и сказал. - Хотя вы были очень близки с Великой Вдовствующей Императрицей, она прожила долгую жизнь, и в конце концов она ушла в мире и спокойствии, так что в горе можно найти радость. Ты должен позаботиться о себе.
Мэй Чансу опустил глаза и ответил:
- Не волнуйся, я понимаю твою правоту, это всего лишь… В последний раз, когда я видел прабабушку, она держала меня за руку и называла меня «сяо Шу». Неважно, действительно ли она узнала меня, или назвала так из-за замешательства, это показывало, что в глубине души она все еще помнила сяо Шу. Или она бы не назвала это имя… Я всегда надеялся, что она дождется меня, но теперь и этого желания больше нет…
- Эту любовь, которую ты питаешь к ней, дух Великой Вдовствующей Императрицы знает и чувствует давно. С самого детства она в тебе души не чаяла, и она бы не вынесла, если бы увидела тебя теперь в таком горе из-за нее. Я слышал, что после того, как принцесса Цзиньян родила тебя, она не могла дождаться, когда тебя принесут во дворец для празднования твоего первого месяца, и лично приехала в поместье Линь, чтобы увидеть тебя. Когда я служил стражником во дворце, я часто видел Великую Вдовствующую Императрицу в окружении толпы детей, но тот, кого она любила больше всех, всегда был в центре. Тогда ты был таким озорным ребенком…
- Это правда? - глаза Мэй Чансу заблестели, а слабая улыбка показалась в уголках его губ. - Последние несколько дней я тоже думал о том времени… Всякий раз, когда я попадал в беду, меня спасала прабабушка. Вскоре отец понял, что пока он меня не бьет, прабабушка не будет слишком вмешиваться, и поэтому он придумал другие способы наказать меня, которые были для меня даже хуже, чем побои...
- Знаю, знаю, — Мэн Чжи тоже улыбнулась при воспоминании. - Однажды ты угодил в какие-то неприятности .. вероятно, ты сломал что-то принадлежащее императору, и командующий Линь был в ярости. Тогда мы сопровождали Императора в охотничьи угодья. Вместо того, чтобы позволить тебе учиться ездить верхом и стрелять со мной из лука, он дал тебе в наказание целую толпу детей, чтобы ты заботился о них, и сказал, что не потерпит никаких ошибок. А в то время ты сам был всего лишь большим ребенком.
Мэй Чансу кивнул, показывая, что он тоже хорошо помнит этот случай.
- В то время я предпочел бы бороться с медведем в одиночку, чем таскать за собой толпу шумных мальчишек, куда бы я ни пошел. Цзинжуй был достаточно тихим, но этот Юйцзинь, который все время бегал и не мог стоять на месте даже мгновенье.
— И поэтому ты нашел веревку и привязал его к дереву? - Мэн Чжи поднял бровь. - Принц Цзин помогал тебе присматривать за ними, и он так боялся за тебя, что взял на себя вину и заявил, что это он связал…
- Но, в конце концов, тот, кто был наказан часами стояния на коленях, был я. Пока не пришла прабабушка и не спасла меня…. В то время я чувствовал себя настолько обиженным, я думал, Цзинъянь уже сказал, что это он сделал, так почему же меня наказали…- Мэй Чансу улыбнулся и сразу начал кашлять. Прошло много времени, прежде чем он остановился и продолжил, слегка запыхавшись: - Когда я вспоминаю те дни, мне кажется, что в моем сердце зарыт ледяной шар, окутанный огнем, иногда теплый, иногда такой холодный, что кажется пронзает меня насквозь….
- Сяо Шу…- Мэн Чжи почувствовал, как что-то в его груди сжалось от боли. Он хотел утешить его, но не мог найти нужных слов, и глаза железного воина покраснели от волнения.
- Не грусти, — утешил его в ответ Мэй Чансу. - Прабабушка спокойна, а я пережил худшие дни печали, и теперь мне намного лучше. Дело только в том, что ты единственный человек, который может так говорить со мной о былых временах, брат Мэн, и поэтому я сказал немного больше, чем должен был.
Мэн Чжи глубоко вздохнул и похлопал его по плечу.
- Мое сердце в смятении. Я хочу поговорить с тобой о прошлом, чтобы ты помнил, что ты не Су Чжэ, а все же Линь Шу, но я беспокоюсь, что, если скажу слишком много, вместо этого причиню тебе горе.
- Я понимаю твои добрые намерения, - Мэй Чансу поднял голову, его глаза потемнели. - Но ни Линь Шу, ни Су Чжэ не сделаны из бумаги и глины, и это страдание я все еще могу выдержать. Еще так много нужно сделать, как я могу упасть сейчас, когда я только на полпути? Брат Мэн, я верю, что смогу дойти до самого последнего шага, так что ты тоже должен верить в меня.
Мэн Чжи услышал, как он сказал «самый последний шаг», и почувствовал, как его сердце содрогнулось, хотя он не знал почему. Он поспешно изобразил дрожащую улыбку и ответил:
- Конечно, я верю в тебя. Что невозможно с твоими талантами и характером?
Мэй Чансу мягко улыбнулся ему, а затем откинулся на подушки, слегка кашлянув, и сказал:
- Ты должен вернуться домой и больше времени проводить с госпожой невесткой, пока можешь. Ты видишь, что у меня сейчас все хорошо, и мне не о чем беспокоиться. После этого вечера главнокомандующий снова будет занят.
Мэн Чжи понимал, что уже поздно, и боялся нарушить покой Мэй Чансу, поэтому он встал и повернулся, чтобы уйти. Напоследок он все-таки не сдержался и еще раз сказал:
- Всему свое время, и самое главное для тебя сейчас — это отдых и здоровье. Все остальное может прийти позже, так как в данный момент нет ничего срочного, а самые продуманные планы строятся медленно на прочном фундаменте.
Мэй Чансу кивнул в знак согласия, а затем позвал Фэйлю, чтобы тот проводил своего гостя. Юноше не терпелось вернуться к складыванию своего павлина, и он подчинился с таким рвением, что чуть не вытолкал Мэн Чжи из комнаты.
К этому времени шла вторая стража ночи. Мэй Чансу прислушивался к далеким звукам хлопков сторожей на улице, поглаживая ткань своего траурного халата, и изо всех сил старался успокоиться.
Поскольку первый шаг сделан, то... он должен упорствовать до последнего...
Юноша влетел обратно в комнату и протянул ему полусложенного павлина. На самом деле остались только последние несколько шагов – сложить, перевернуть, а затем вытащить хвост, чтобы тот раскрылся веером. Под радостные восклицания Фэйлю Мэй Чансу медленно поднял павлина в руке и пробормотал:
- Прабабушка, ты видишь?
* 郡王
jùnwáng
1) цзюньван (князь из пожалованных), пожалованный князь
2) цзюньван (титул особ IV класса в царстве Цзин)
-
-
29.08.2022 в 17:30Мы
уже разбаловалисьждали с нетерпением))-
-
29.08.2022 в 18:48Сто тыщ поцелуев вам!
-
-
29.08.2022 в 19:19-
-
29.08.2022 в 20:17-
-
29.08.2022 в 20:18Цзюньваном? Вроде бы, он ещё не циньван.
Спасибо за продолжение!
-
-
29.08.2022 в 20:56-
-
29.08.2022 в 21:30-
-
29.08.2022 в 21:32Сердце прямо щемит за МЧС. И какой он милый с Фэйлю... Вот за Фэйлю и Линь Чэня мне традиционно больнее всех в конце пути.
-
-
30.08.2022 в 01:03-
-
30.08.2022 в 11:13-
-
30.08.2022 в 15:51-
-
30.08.2022 в 23:48-
-
31.08.2022 в 00:17-
-
31.08.2022 в 18:22