Логин
читать дальше
Мэн Чжи стоял от Мэй Чансу примерно на расстоянии половины вытянутой руки, когда принц Цзин попросил одолжить книгу. Хотя главнокомандующий Императорской гвардией даже не повернул головы, чтобы посмотреть на своего друга, он все равно почувствовал, как напряглось тело Мэй Чансу, и услышал его сбившееся дыхание, когда тот на мгновение замер.
— Конечно, если Вашему высочеству понравилось, вы может ее забрать.
На губах Мэй Чансу снова появилась мягкая улыбка, его голос был таким же ровным, как и всегда.
Принц Цзин поклонился в знак благодарности, положил книгу в карман рукава и повернулся, чтобы уйти. Мэй Чансу подождал, пока не закрылась тяжелая каменная дверь потайной комнаты, ведущая к покоям принца Цзина, и медленно отправился к себе. Мэн Чжи последовал за ним, сохраняя молчание в первые секунды, но все-таки не сдержался и спросил:
- Сяо Шу, неужели с этой книгой что-то не так ?
- Нет.
Ответ был таким быстрым, что Мэн Чжи слегка удивился.
— Так чего ты…
Мэй Чансу запнулся, и что-то блеснуло в его взгляде.
- Нет, ни почерк моих заметок, ни их содержание не вызовут вопросов, только вот…
Мэн Чжи ждал, но Мэй Чансу больше ничего не сказал, и поэтому, спустя долгое время, он снова спросил.
- Только что?
- Есть два слова, написание которых я изменил, чтобы избежать запрета.
- Изменил… изменил написание? Какие два слова? - Мэн Чжи не понял, его глаза расширились от замешательства.
Мэй Чансу слегка кашлянул и не ответил ему прямо.
- Девичье имя моей матушки, такое же, как название места, упомянутого в книге. В своих заметках я заменил его по старой привычке.
— Это… важно?
- Вероятно нет. Цзинъянь не знает, как в девичестве звали мою мать, а эти два слова используются нечасто. В прошлом он никогда не замечал, что я изменял их написание. Возможно, он просто не обращал внимания.
- О, - Мэн Чжи вздохнул с облегчением. — Ну, в таком случае, почему ты так волновался?
- Я не знаю, — взгляд Мэй Чансу был немного отстраненным, окрашенным печалью. - Возможно потому, что, несмотря ни на что, книга несет в себе слледы прошлого, меня на мгновение охватило странное волнение. А потом я понял, что на самом деле Цзинъянь вообще не сможет ничего понять…
К этому времени дальняя дверь потайного хода открылась, и из-за нее показалось красивое лицо Фэйлю. Он долго ждал, но сразу же успокоился, увидев Мэй Чансу. Юноша быстро вернулся в свою кровать и заснул.
Перед тем, как спрятать Мэн Чжи в потайной комнате, Мэй Чансу пообещал продолжить их разговор, но теперь было уже поздно, и у них обоих было тяжело на сердце. Поэтому попрощавшись Мэн Чжи ушел.
Перед сном Фэйлю не зажег светильник в спальне, и единственный свет исходил от серебряного фонаря на столе в дальней комнате. Мэй Чансу подошел и взял фонарь. Взгляд его блуждал по столу, останавливаясь на тонкой кисточке, которая все еще лежала там, темная от чернил, рядом с пустым местом, где всего несколько часов назад лежала книга. Слабое беспокойство охватывало его сердце.
В этот момент прошлое словно сплелось в сияющую шелковую нить, которая случайно оказалась в руках Сяо Цзинъяня. Но она была слишком тонкой, слишком прозрачной, чтобы он мог ее разглядеть.
Мэй Чансу глубоко вздохнул, словно желая отпустить свои бурные эмоции, и взял наугад еще одну книгу, а затем отнес ее вместе с фонарем во внутреннюю комнату. Фэйлю уже крепко спал, мирно сопя в этой одинокой ночи. Мэй Чансу взглянул на него, а затем молча поставил фонарь на столик рядом с кроватью. Он как раз развязывал верхний халат, когда за дверью вдруг послышался низкий голос.
— Глава спит?
— Входи, — ответил Мэй Чансу, снимая верхнюю одежду и кладя ее на подушку.
Ли Ган толкнул дверь и подошел к Мэй Чансу, протягивая ему обеими руками крошечный бронзовый цилиндр.
Мэй Чансу принял его, а затем с легкостью, рожденной долгой практикой, открыл цилиндр и вынул из него крошечный бумажный свиток. С бесстрастным выражением на лице он прочитал его и бросил в пламя фонаря рядом с собой.
Глава…
Мэй Чансу некоторое время молчал, а затем медленно ответил:
- Внимательно следите за резиденцией старшей принцессы Лиян. Если будут какие-то новые события, немедленно сообщите мне.
- Да.
Первоначально он принес с собой фонарь и книгу во внутреннюю комнату с намерением некоторое время почитать, но теперь Мэй Чансу почувствовал внезапную усталость, и, отдав этот приказ, он лег и приготовился ко сну.
Ли Ган не посмел больше беспокоить его. Он задул фонарь, молча вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Ночью ветер усилился и пошел дождь. Стук падающих в окно дождевых капель только подчеркивал тишину в комнате.
Мэй Чансу отвернулся от окна. Он устремил взгляд в кромешную темноту и вскоре его глаза закрылись…
Поселение Синеу* был одним из многих небольших поселений вокруг Цзиньлина. Его население не превышало двухсот человек, и здесь была только одна главная улица, на которой можно было найти небольшие лавки, где продавали тофу, маленькие трактиры и постоялые дворы. Если не считать рыночных дней, когда здесь становилось немного оживленнее, в остальном это поселение было чрезвычайно тихим.
Рано утром маленький богато украшенный паланкин, который несли пара носильщиков, появился в Синеу. Поскольку прошлой ночью шел дождь, ноги носильщиков были покрыты желтой грязью. С первого взгляда было видно, что они прибыли с большой дороги, и намеревались найти местечко для отдыха.
Кроме маленькой чайной, где также предлагали димсам*, в этом поселении был только один трактир, где продавались горячие блюда. Маленький паланкин, не имея других вариантов, развернулся в конце главной улицы и остановился перед трактирчиком.
Когда носильщики паланкина отодвинули полог носилок, из его глубины вышла посетительница. Хотя было лето, лицо ее было закрыто вуалью. Войдя в трактир, она остановилась и огляделась, словно в смутном подозрении или неодобрении, не желая садиться.
Хозяин трактира поспешил, чтобы встретить ее, и тщательно протер стол и стул, стоящие рядом с госпожой, прежде чем выйти вперед с улыбкой. Но когда он собирался заговорить, женщина вдруг спросила:
- Четвертая сестра никуда не выходила?
Улыбка хозяина застыла на его круглом лице, но в одно мгновение он вернул самообладание и, перекинув полотенце через плечо, ответил:
- Она отдыхает. Госпожа желает войти?
Посетительница кивнула и последовала за ним во внутренний двор. Двое носильщиков устроились за столиком возле входа в трактир, чтобы охранять его, и в ожидании налили себе по чашке чая.
Внутренний двор отделяла от переднего зала лишь невысокая глиняная стена. Во внутреннем дворе не было ни малейшего следа грязи или нечистот, и он был не только безупречно чистым, но и светлым и уютным. В его центре стояли два высоких гранатовых дерева, на ветвях которых висели тяжелые плоды. Хозяин предложил посетительнице место под деревьями и прошел в комнату в восточной стороне двора. Через несколько мгновений появилась еще одна женщина.
- Четвертая сестра, — гостья тут же встала, чтобы поприветствовать ее.
- Не вставай. - эта четвертая сестра выглядела относительно молодо, ее кожа была безупречной, а брови тонкими. Ее скромные одежды и простые украшения не могли скрыть природную грацию и очарование. Удивительно, как такую красоту можно было спрятать в таком тихом маленьком месте.
- Прошло всего несколько лет с тех пор, как мы в последний раз встречались, но я вижу, что четвертая сестра стала еще изящнее. - гостья убрала вуаль с лица, показав свою милую улыбку и белоснежную кожу.
— Да, — улыбнулась в ответ четвертая сестра. — Прошло несколько лет, а ты красивее и очаровательнее, чем когда-либо.
- Как я могу сравниться с четвертой сестрой? В те годы, в расцвете своей красоты, ты как-то заняла третье место в списке красавиц архива Ланъя. Позже, когда ты так внезапно скрылась, кто знает, сколько людей вздыхало, следуя за твоей тенью?
Четвертая сестра опустила глаза, ее рот сжался так, что его почти не было видно. Хотя она не шевелилась, ей каким-то образом удавалось излучать горе, которое проникало в сердца всех, кто смотрел на нее в этот момент.
- Баньжо, мне очень жаль, что я оставила тебя в том году, не попрощавшись. Но я очень устала…. Я не забыла доброту и благосклонность наставницы в воспитании и обучении меня, но ее самой больше нет с нами, да покоится она с миром. Поэтому… пришло время жить своей жизнью…
Изящные черты Цинь Баньжо исказила ярость, но в следующий момент она снова мягко улыбнулась, ее тон был очень ровным, когда она ответила:
- О чем говорит четвертая сестра? Пока великая цель по восстановлению нашего народа не выполнена, пока великий позор уничтожения нашего государства не отомщен, как мы можем так легкомысленно говорить о собственном отдыхе?
Четвертая сестра горько улыбнулась.
- Баньжо, наставница передала свое дело тебе. Поэтому, пока я была в столице, я подчинялась каждому твоему приказу. Но есть вещи, о которых я больше не могу молчать. Прошло более тридцати лет с тех пор, как наш народ хуа был уничтожен. На нашу долю эта боль не выпала, мы унаследовали ее от наставницы. Кроме того, в те дни было много военачальников, сражавшихся за один и тот же участок земли, и в течение десятилетия десять или двадцать маленьких народов были поглощены более крупными странами. Наш народ хуа — лишь один из них, так зачем продолжать нести это горе в наших сердцах?
Цинь Баньжо стиснула зубы и холодно сказала:
- Значит, из-за того, что наш народ мал, его можно уничтожить?
- Я не это имела в виду. Я лишь хочу, чтобы ты понимала истинное положение. Когда у нашего народа хуа было свое государство, у нас, конечно, не было другого выбора, кроме как бороться за выживание. Но нас сначала захватила Великая Лян, а затем Великая Юй, и, несмотря на все наши усилия, мы не смогли сохранить ни одного наследника. Наконец, Великая Лян воспользовалась заявлением о мятеже, как предлогом, чтобы стереть с лица земли весь наш народ. Мы без страны, без корней и основы, и все выжившие люди хуа были рассеяны по четырем ветрам или смешались с народом Лян. Мы больше не та нация, которой когда-то были, и, говоря о восстановлении нашей страны, это действительно легче сказать, чем сделать…
- Что же, в конце концов, четвертая сестра просто не верит в меня. - взгляд Цинь Баньжо был прозрачен, как вода, выражение ее лица было холодным. - Если бы наставница была жива, с ее потрясающим умом и коварством, я полагаю, у четвертой сестры оставалось бы больше веры?
Четвертая сестра побледнела, словно пораженная этими словами, и отвела взгляд в сторону. Через некоторое время она тихо ответила.
- Говорят, что истинно мудрые быстро покидают этот мир. Дух наставницы был настолько велик, что она никогда не смогла бы прожить долгую жизнь на этой земле. Баньжо, хоть ты и очень умна, ты, тем не менее, не она. Подумай об этом. С тех пор, как наставница ушла из жизни, да упокоится она с миром, ты усердно работала, но разве достигла хотя бы половины того, что она сделала в расцвете сил? Достичь такой цели без посторонней помощи невероятно сложно, так какой же смысл продолжать?
Пока Цинь Баньжо слушала, на ее лице отражались различные чувства, но к концу речи выражение ее лица снова застыло, а ее голос был подобен льду.
— Значит, по мнению четвертой сестры, разрушение наших храмов, убийство наших правителей — не стоит кровной мести?
— Разве мы уже не отомщены? - Четвертая сестра вздохнула. - Наставница, в своей несравненной мудрости и несравненном понимании человеческого сердца, из своего скрытого положения с помощью интриг во дворце посеяла сомнения между отцом и сыном, заставила членов Императорской семьи поднять оружие против друг друга, уничтожила военачальников армии Чиянь. Разве это не считается местью?
Цинь Баньжо покачала головой.
- Хотя именно армия Чиянь истребила народ хуа, источник ненависти, который привел к этому уничтожению, находится у ног Императорского дома Великой Лян. Жаль, что небеса не дали наставнице больше времени. Благодаря ее мудрости, даже если бы она не смогла восстановить нашу страну, ей удалось бы уничтожить народ Великой Лян. Хотя мы не равны ей, ты и я, которые были воспитаны и обучены вместе, как сестры, в благосклонности и доброте наставницы, мы не можем сидеть сложа руки, пока ее воля еще не исполнена.
- Но, Баньжо, наставница добилась успеха в те дни посредством тайных заговоров и интриг, полагаясь на свой разум. Ты очень хорошо сохранила и управляла закинутыми ею сетями, которые она нам оставила. Но если мы не можем повторить ее интриги, как мы сможем воплотить ее волю в жизнь? - ресницы четвертой сестры задрожали. - Теперь ты советник принца Юя, и используешь ту же стратегию, которую использовала наставница, провоцируя ссоры между братьями. И все же результат далек от того, чего она достигла тогда. В первую очередь, ты ошиблась, выбрав принца Юя. На самом деле, ты могла бы сделать лучше, если бы выбрала наследного принца, которым легче манипулировать. И даже если предположить, что тебе удастся помочь принцу Юю уничтожить наследного принца, а затем ты сможешь уничтожить самого принца Юя, в конце концов, ты лишь ослабишь Великую Лян, как государство, и дашь другим народам получить выгоду от плодов своего труда. Расстояние от этого шага до восстановления нашего народа хуа все еще настолько велико, что кажется почти неизмеримым…
Тонкая ледяная улыбка скользнула по уголкам губ Цинь Баньжо.
- Если нет надежды на восстановление нашего народа, то так тому и быть. Если я смогу сделать так, чтобы Великая Лян смогла ощутить горечь собственного поражения и разрушения, то я сочту это достаточным утешением для души наставницы на небесах. Четвертая сестра, из твоих слов следует, что у меня ничего не получится. Но поскольку я преемница наставницы, как я могу сдаться только потому, что успех кажется маловероятным? В последние годы ты исчезла, чтобы прожить свои дни в покое. В память о нашей сестринской связи, разве я когда-либо беспокоила тебя до сегодняшнего дня? Если бы не трудности, которые встали передо мной сейчас, я бы не постучала в твою дверь. Но, четвертая сестра, ты произнесла много слов сомнения и отрицания, но еще даже не спросила, почему я пришла сегодня. Мне от этого горько.
Четвертая сестра опустила голову. В ее глазах было раскаяние, а в голосе сожаление.
- Баньжо, я бездействовала столько лет, какую возможную помощь я еще могла бы принести тебе? Я не спрашивала, только потому, что не смела.
Цинь Баньжо пристально смотрела на нее, ее губы дрожали, в ее красивых глазах поднимался туман.
- Четвертая сестра, скоро Хонсю чжао не на что будет опереться, ты не знала?
Брови Четвертой сестры подскочили, когда она закричала.
- Как такое может быть?!
- За последние несколько месяцев большая часть моих людей либо умерли, либо предали меня. Мы изрезаны до костей. Вновь набранные девушки недостаточно обучены, я пока не решаюсь их свободно внедрять, и поэтому сеть разваливается. Шпионы, которых я глубоко спрятала в разных домах, были уничтожены один за другим, и я не смею сейчас позволить тем немногим, что у меня остались, что-либо предпринимать. И в последнее время принц Юй, кажется, вызывает у своего отца больше подозрений, чем благосклонности, и доверие, которое я взращивала между ними в течение стольких лет, похоже, трескается, как лед под снегом. Если бы я не предприняла шагов, чтобы направить подозрения принца на супругу Юэ, я боюсь, что он бы уже был настроен враждебно простив нас… Четвертая сестра, наставница однажды велела тебя позаботиться обо мне. Пришло время, когда мы должны жить или погибнуть, разве ты не поможешь мне?
Она говорила так искренне, что четвертая сестра не смогла удержаться от сопереживания. Она чуть вздохнула и умоляюще произнесла:
- Баньжо, поскольку мы не можем продолжать идти вперед, давай воспользуемся возможностью отступить и прожить наши дни в мире. Разве это так плохо?
Выражение лица Цинь Баньжо было подобно морозу, когда она решительно ответила:
- Четвертая сестра может обращаться со мной как с упрямым ребенком, но наказ моей наставницы — это мои земля и небо. Пусть мой талант ограничен и поэтому трудно достичь успеха, я не остановлюсь на полпути ради сохранения собственной жизни.
- Ты…. - четвертая сестра глубоко вздохнула. — Хорошо, что ты хочешь, чтобы я сделала?
Восторг Цинь Банруо осветил все ее лицо, и она почтительно поклонилась, прежде чем ответить.
- Баньжо хочет использовать красоту четвертой сестры, чтобы соблазнить мужчину.
*犀牛區 -犀牛 xīniú носорог, 区 qū; район, участок; округ, область
*點心 -点心 diǎnxin
1) лёгкие кушанья [к чаю]; закуска; димсам
吃一块点心 съесть что-нибудь лёгкое (к чаю/кофе)
2) пирожное; лакомства, сласти
Мэн Чжи стоял от Мэй Чансу примерно на расстоянии половины вытянутой руки, когда принц Цзин попросил одолжить книгу. Хотя главнокомандующий Императорской гвардией даже не повернул головы, чтобы посмотреть на своего друга, он все равно почувствовал, как напряглось тело Мэй Чансу, и услышал его сбившееся дыхание, когда тот на мгновение замер.
— Конечно, если Вашему высочеству понравилось, вы может ее забрать.
На губах Мэй Чансу снова появилась мягкая улыбка, его голос был таким же ровным, как и всегда.
Принц Цзин поклонился в знак благодарности, положил книгу в карман рукава и повернулся, чтобы уйти. Мэй Чансу подождал, пока не закрылась тяжелая каменная дверь потайной комнаты, ведущая к покоям принца Цзина, и медленно отправился к себе. Мэн Чжи последовал за ним, сохраняя молчание в первые секунды, но все-таки не сдержался и спросил:
- Сяо Шу, неужели с этой книгой что-то не так ?
- Нет.
Ответ был таким быстрым, что Мэн Чжи слегка удивился.
— Так чего ты…
Мэй Чансу запнулся, и что-то блеснуло в его взгляде.
- Нет, ни почерк моих заметок, ни их содержание не вызовут вопросов, только вот…
Мэн Чжи ждал, но Мэй Чансу больше ничего не сказал, и поэтому, спустя долгое время, он снова спросил.
- Только что?
- Есть два слова, написание которых я изменил, чтобы избежать запрета.
- Изменил… изменил написание? Какие два слова? - Мэн Чжи не понял, его глаза расширились от замешательства.
Мэй Чансу слегка кашлянул и не ответил ему прямо.
- Девичье имя моей матушки, такое же, как название места, упомянутого в книге. В своих заметках я заменил его по старой привычке.
— Это… важно?
- Вероятно нет. Цзинъянь не знает, как в девичестве звали мою мать, а эти два слова используются нечасто. В прошлом он никогда не замечал, что я изменял их написание. Возможно, он просто не обращал внимания.
- О, - Мэн Чжи вздохнул с облегчением. — Ну, в таком случае, почему ты так волновался?
- Я не знаю, — взгляд Мэй Чансу был немного отстраненным, окрашенным печалью. - Возможно потому, что, несмотря ни на что, книга несет в себе слледы прошлого, меня на мгновение охватило странное волнение. А потом я понял, что на самом деле Цзинъянь вообще не сможет ничего понять…
К этому времени дальняя дверь потайного хода открылась, и из-за нее показалось красивое лицо Фэйлю. Он долго ждал, но сразу же успокоился, увидев Мэй Чансу. Юноша быстро вернулся в свою кровать и заснул.
Перед тем, как спрятать Мэн Чжи в потайной комнате, Мэй Чансу пообещал продолжить их разговор, но теперь было уже поздно, и у них обоих было тяжело на сердце. Поэтому попрощавшись Мэн Чжи ушел.
Перед сном Фэйлю не зажег светильник в спальне, и единственный свет исходил от серебряного фонаря на столе в дальней комнате. Мэй Чансу подошел и взял фонарь. Взгляд его блуждал по столу, останавливаясь на тонкой кисточке, которая все еще лежала там, темная от чернил, рядом с пустым местом, где всего несколько часов назад лежала книга. Слабое беспокойство охватывало его сердце.
В этот момент прошлое словно сплелось в сияющую шелковую нить, которая случайно оказалась в руках Сяо Цзинъяня. Но она была слишком тонкой, слишком прозрачной, чтобы он мог ее разглядеть.
Мэй Чансу глубоко вздохнул, словно желая отпустить свои бурные эмоции, и взял наугад еще одну книгу, а затем отнес ее вместе с фонарем во внутреннюю комнату. Фэйлю уже крепко спал, мирно сопя в этой одинокой ночи. Мэй Чансу взглянул на него, а затем молча поставил фонарь на столик рядом с кроватью. Он как раз развязывал верхний халат, когда за дверью вдруг послышался низкий голос.
— Глава спит?
— Входи, — ответил Мэй Чансу, снимая верхнюю одежду и кладя ее на подушку.
Ли Ган толкнул дверь и подошел к Мэй Чансу, протягивая ему обеими руками крошечный бронзовый цилиндр.
Мэй Чансу принял его, а затем с легкостью, рожденной долгой практикой, открыл цилиндр и вынул из него крошечный бумажный свиток. С бесстрастным выражением на лице он прочитал его и бросил в пламя фонаря рядом с собой.
Глава…
Мэй Чансу некоторое время молчал, а затем медленно ответил:
- Внимательно следите за резиденцией старшей принцессы Лиян. Если будут какие-то новые события, немедленно сообщите мне.
- Да.
Первоначально он принес с собой фонарь и книгу во внутреннюю комнату с намерением некоторое время почитать, но теперь Мэй Чансу почувствовал внезапную усталость, и, отдав этот приказ, он лег и приготовился ко сну.
Ли Ган не посмел больше беспокоить его. Он задул фонарь, молча вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Ночью ветер усилился и пошел дождь. Стук падающих в окно дождевых капель только подчеркивал тишину в комнате.
Мэй Чансу отвернулся от окна. Он устремил взгляд в кромешную темноту и вскоре его глаза закрылись…
Поселение Синеу* был одним из многих небольших поселений вокруг Цзиньлина. Его население не превышало двухсот человек, и здесь была только одна главная улица, на которой можно было найти небольшие лавки, где продавали тофу, маленькие трактиры и постоялые дворы. Если не считать рыночных дней, когда здесь становилось немного оживленнее, в остальном это поселение было чрезвычайно тихим.
Рано утром маленький богато украшенный паланкин, который несли пара носильщиков, появился в Синеу. Поскольку прошлой ночью шел дождь, ноги носильщиков были покрыты желтой грязью. С первого взгляда было видно, что они прибыли с большой дороги, и намеревались найти местечко для отдыха.
Кроме маленькой чайной, где также предлагали димсам*, в этом поселении был только один трактир, где продавались горячие блюда. Маленький паланкин, не имея других вариантов, развернулся в конце главной улицы и остановился перед трактирчиком.
Когда носильщики паланкина отодвинули полог носилок, из его глубины вышла посетительница. Хотя было лето, лицо ее было закрыто вуалью. Войдя в трактир, она остановилась и огляделась, словно в смутном подозрении или неодобрении, не желая садиться.
Хозяин трактира поспешил, чтобы встретить ее, и тщательно протер стол и стул, стоящие рядом с госпожой, прежде чем выйти вперед с улыбкой. Но когда он собирался заговорить, женщина вдруг спросила:
- Четвертая сестра никуда не выходила?
Улыбка хозяина застыла на его круглом лице, но в одно мгновение он вернул самообладание и, перекинув полотенце через плечо, ответил:
- Она отдыхает. Госпожа желает войти?
Посетительница кивнула и последовала за ним во внутренний двор. Двое носильщиков устроились за столиком возле входа в трактир, чтобы охранять его, и в ожидании налили себе по чашке чая.
Внутренний двор отделяла от переднего зала лишь невысокая глиняная стена. Во внутреннем дворе не было ни малейшего следа грязи или нечистот, и он был не только безупречно чистым, но и светлым и уютным. В его центре стояли два высоких гранатовых дерева, на ветвях которых висели тяжелые плоды. Хозяин предложил посетительнице место под деревьями и прошел в комнату в восточной стороне двора. Через несколько мгновений появилась еще одна женщина.
- Четвертая сестра, — гостья тут же встала, чтобы поприветствовать ее.
- Не вставай. - эта четвертая сестра выглядела относительно молодо, ее кожа была безупречной, а брови тонкими. Ее скромные одежды и простые украшения не могли скрыть природную грацию и очарование. Удивительно, как такую красоту можно было спрятать в таком тихом маленьком месте.
- Прошло всего несколько лет с тех пор, как мы в последний раз встречались, но я вижу, что четвертая сестра стала еще изящнее. - гостья убрала вуаль с лица, показав свою милую улыбку и белоснежную кожу.
— Да, — улыбнулась в ответ четвертая сестра. — Прошло несколько лет, а ты красивее и очаровательнее, чем когда-либо.
- Как я могу сравниться с четвертой сестрой? В те годы, в расцвете своей красоты, ты как-то заняла третье место в списке красавиц архива Ланъя. Позже, когда ты так внезапно скрылась, кто знает, сколько людей вздыхало, следуя за твоей тенью?
Четвертая сестра опустила глаза, ее рот сжался так, что его почти не было видно. Хотя она не шевелилась, ей каким-то образом удавалось излучать горе, которое проникало в сердца всех, кто смотрел на нее в этот момент.
- Баньжо, мне очень жаль, что я оставила тебя в том году, не попрощавшись. Но я очень устала…. Я не забыла доброту и благосклонность наставницы в воспитании и обучении меня, но ее самой больше нет с нами, да покоится она с миром. Поэтому… пришло время жить своей жизнью…
Изящные черты Цинь Баньжо исказила ярость, но в следующий момент она снова мягко улыбнулась, ее тон был очень ровным, когда она ответила:
- О чем говорит четвертая сестра? Пока великая цель по восстановлению нашего народа не выполнена, пока великий позор уничтожения нашего государства не отомщен, как мы можем так легкомысленно говорить о собственном отдыхе?
Четвертая сестра горько улыбнулась.
- Баньжо, наставница передала свое дело тебе. Поэтому, пока я была в столице, я подчинялась каждому твоему приказу. Но есть вещи, о которых я больше не могу молчать. Прошло более тридцати лет с тех пор, как наш народ хуа был уничтожен. На нашу долю эта боль не выпала, мы унаследовали ее от наставницы. Кроме того, в те дни было много военачальников, сражавшихся за один и тот же участок земли, и в течение десятилетия десять или двадцать маленьких народов были поглощены более крупными странами. Наш народ хуа — лишь один из них, так зачем продолжать нести это горе в наших сердцах?
Цинь Баньжо стиснула зубы и холодно сказала:
- Значит, из-за того, что наш народ мал, его можно уничтожить?
- Я не это имела в виду. Я лишь хочу, чтобы ты понимала истинное положение. Когда у нашего народа хуа было свое государство, у нас, конечно, не было другого выбора, кроме как бороться за выживание. Но нас сначала захватила Великая Лян, а затем Великая Юй, и, несмотря на все наши усилия, мы не смогли сохранить ни одного наследника. Наконец, Великая Лян воспользовалась заявлением о мятеже, как предлогом, чтобы стереть с лица земли весь наш народ. Мы без страны, без корней и основы, и все выжившие люди хуа были рассеяны по четырем ветрам или смешались с народом Лян. Мы больше не та нация, которой когда-то были, и, говоря о восстановлении нашей страны, это действительно легче сказать, чем сделать…
- Что же, в конце концов, четвертая сестра просто не верит в меня. - взгляд Цинь Баньжо был прозрачен, как вода, выражение ее лица было холодным. - Если бы наставница была жива, с ее потрясающим умом и коварством, я полагаю, у четвертой сестры оставалось бы больше веры?
Четвертая сестра побледнела, словно пораженная этими словами, и отвела взгляд в сторону. Через некоторое время она тихо ответила.
- Говорят, что истинно мудрые быстро покидают этот мир. Дух наставницы был настолько велик, что она никогда не смогла бы прожить долгую жизнь на этой земле. Баньжо, хоть ты и очень умна, ты, тем не менее, не она. Подумай об этом. С тех пор, как наставница ушла из жизни, да упокоится она с миром, ты усердно работала, но разве достигла хотя бы половины того, что она сделала в расцвете сил? Достичь такой цели без посторонней помощи невероятно сложно, так какой же смысл продолжать?
Пока Цинь Баньжо слушала, на ее лице отражались различные чувства, но к концу речи выражение ее лица снова застыло, а ее голос был подобен льду.
— Значит, по мнению четвертой сестры, разрушение наших храмов, убийство наших правителей — не стоит кровной мести?
— Разве мы уже не отомщены? - Четвертая сестра вздохнула. - Наставница, в своей несравненной мудрости и несравненном понимании человеческого сердца, из своего скрытого положения с помощью интриг во дворце посеяла сомнения между отцом и сыном, заставила членов Императорской семьи поднять оружие против друг друга, уничтожила военачальников армии Чиянь. Разве это не считается местью?
Цинь Баньжо покачала головой.
- Хотя именно армия Чиянь истребила народ хуа, источник ненависти, который привел к этому уничтожению, находится у ног Императорского дома Великой Лян. Жаль, что небеса не дали наставнице больше времени. Благодаря ее мудрости, даже если бы она не смогла восстановить нашу страну, ей удалось бы уничтожить народ Великой Лян. Хотя мы не равны ей, ты и я, которые были воспитаны и обучены вместе, как сестры, в благосклонности и доброте наставницы, мы не можем сидеть сложа руки, пока ее воля еще не исполнена.
- Но, Баньжо, наставница добилась успеха в те дни посредством тайных заговоров и интриг, полагаясь на свой разум. Ты очень хорошо сохранила и управляла закинутыми ею сетями, которые она нам оставила. Но если мы не можем повторить ее интриги, как мы сможем воплотить ее волю в жизнь? - ресницы четвертой сестры задрожали. - Теперь ты советник принца Юя, и используешь ту же стратегию, которую использовала наставница, провоцируя ссоры между братьями. И все же результат далек от того, чего она достигла тогда. В первую очередь, ты ошиблась, выбрав принца Юя. На самом деле, ты могла бы сделать лучше, если бы выбрала наследного принца, которым легче манипулировать. И даже если предположить, что тебе удастся помочь принцу Юю уничтожить наследного принца, а затем ты сможешь уничтожить самого принца Юя, в конце концов, ты лишь ослабишь Великую Лян, как государство, и дашь другим народам получить выгоду от плодов своего труда. Расстояние от этого шага до восстановления нашего народа хуа все еще настолько велико, что кажется почти неизмеримым…
Тонкая ледяная улыбка скользнула по уголкам губ Цинь Баньжо.
- Если нет надежды на восстановление нашего народа, то так тому и быть. Если я смогу сделать так, чтобы Великая Лян смогла ощутить горечь собственного поражения и разрушения, то я сочту это достаточным утешением для души наставницы на небесах. Четвертая сестра, из твоих слов следует, что у меня ничего не получится. Но поскольку я преемница наставницы, как я могу сдаться только потому, что успех кажется маловероятным? В последние годы ты исчезла, чтобы прожить свои дни в покое. В память о нашей сестринской связи, разве я когда-либо беспокоила тебя до сегодняшнего дня? Если бы не трудности, которые встали передо мной сейчас, я бы не постучала в твою дверь. Но, четвертая сестра, ты произнесла много слов сомнения и отрицания, но еще даже не спросила, почему я пришла сегодня. Мне от этого горько.
Четвертая сестра опустила голову. В ее глазах было раскаяние, а в голосе сожаление.
- Баньжо, я бездействовала столько лет, какую возможную помощь я еще могла бы принести тебе? Я не спрашивала, только потому, что не смела.
Цинь Баньжо пристально смотрела на нее, ее губы дрожали, в ее красивых глазах поднимался туман.
- Четвертая сестра, скоро Хонсю чжао не на что будет опереться, ты не знала?
Брови Четвертой сестры подскочили, когда она закричала.
- Как такое может быть?!
- За последние несколько месяцев большая часть моих людей либо умерли, либо предали меня. Мы изрезаны до костей. Вновь набранные девушки недостаточно обучены, я пока не решаюсь их свободно внедрять, и поэтому сеть разваливается. Шпионы, которых я глубоко спрятала в разных домах, были уничтожены один за другим, и я не смею сейчас позволить тем немногим, что у меня остались, что-либо предпринимать. И в последнее время принц Юй, кажется, вызывает у своего отца больше подозрений, чем благосклонности, и доверие, которое я взращивала между ними в течение стольких лет, похоже, трескается, как лед под снегом. Если бы я не предприняла шагов, чтобы направить подозрения принца на супругу Юэ, я боюсь, что он бы уже был настроен враждебно простив нас… Четвертая сестра, наставница однажды велела тебя позаботиться обо мне. Пришло время, когда мы должны жить или погибнуть, разве ты не поможешь мне?
Она говорила так искренне, что четвертая сестра не смогла удержаться от сопереживания. Она чуть вздохнула и умоляюще произнесла:
- Баньжо, поскольку мы не можем продолжать идти вперед, давай воспользуемся возможностью отступить и прожить наши дни в мире. Разве это так плохо?
Выражение лица Цинь Баньжо было подобно морозу, когда она решительно ответила:
- Четвертая сестра может обращаться со мной как с упрямым ребенком, но наказ моей наставницы — это мои земля и небо. Пусть мой талант ограничен и поэтому трудно достичь успеха, я не остановлюсь на полпути ради сохранения собственной жизни.
- Ты…. - четвертая сестра глубоко вздохнула. — Хорошо, что ты хочешь, чтобы я сделала?
Восторг Цинь Банруо осветил все ее лицо, и она почтительно поклонилась, прежде чем ответить.
- Баньжо хочет использовать красоту четвертой сестры, чтобы соблазнить мужчину.
*犀牛區 -犀牛 xīniú носорог, 区 qū; район, участок; округ, область
*點心 -点心 diǎnxin
1) лёгкие кушанья [к чаю]; закуска; димсам
吃一块点心 съесть что-нибудь лёгкое (к чаю/кофе)
2) пирожное; лакомства, сласти
Теперь я задумалась. а почему же умерла принцесса хуа . своей ли смертью
может, сама и написала?
murka muy muy, так сама же Баньжо и хранила.
может, сама и написала?
tuully, она его не писала, она получила его на хранение от наставницы с наказом открыть, если наступят отчаянные времена. До того, как послушная ученица, Баньжо его не читала, и содержания не знала.
Зы. Занятная картинка китайских обычаев. Цзинъянь не знает девичьего имени собственной тётки.
А имя он мог не знать потому что помнил ее замужней женщиной? Но все равно, да, странно. Хотя, может они там натурально имя с царской фамилией меняли? Да и зачем это знать мальчишке, у которого куча дел, учебы и развлечений. Сколько ему было когда она погибла, и он был еще не в столице, а до этого детство...
murka muy muy, честно говоря, не вижу ничего странного. Слово наставницы закон, в этой главе Баньжо чуть не в каждой строчке диалога распиналась о своей ей преданности, к тому же речь идёт о последней воле, ведь письмо было отдано перед смертью. Любое другое бы прочитала, но тут особь статья: сказано не открывать для часа икс, ну и всё.
Хотя, может они там натурально имя с царской фамилией меняли?
Подозреваю, что речь идёт не о девичьем имени, а об имени, данном при рождении (в отличие от "вежливого имени" или "имени в быту", которое человек получал уже взрослым). Имя, данное при рождении, не менялось в течении всей жизни, но младшие и нижестоящие не могли по нему обращаться, это считалось оскорбительным. Детям, вон, нельзя было даже употреблять иероглифы, входящие в имена родителей, собственно, потому Мэй Чансу их и меняет (отсюда же и тотальный запрет на употребление имени императора, ведь для него нижестоящие все). Разумеется, Цзинъянь к тёте по личному имени тоже обращаться не мог, да и вообще, круг людей, называющих по имени принцессу был не так чтобы очень велик.
А Баньжо у нас просто образец честности и искренности?
не, если следовать канонам жанра - конечно же, она слушалась начальницу целиком и полностью
но если хоть чуточку реализма добавить - ей ничто не мешало поступить в своем характере. А он у нее в высшей степени изворотливый.
tuully, а Баньжо у нас так же образец фанатичного следования урокам, полученным от известно кого, так что не вижу противоречия. Поживём - увидим, конечно, но в дораме, как по мне, в соответствующем эпизоде было сыграно как раз потрясение от неожиданного открытия. Да и к Ся Цзяну ей для этого ходить бы не пришлось, ведь именно он потребовал вскрыть письмо, да и вообще вспомнил о его существовании. Знай Баньжо, что в бумаге, как-нибудь и сама догадалась бы её Юю показать.